Редберн: его первое плавание - Герман Мелвилл

ему, после чего он смотрелся так, будто он хромал. Затем этот номинальный Глава медицинской службы создал ему другой нос, исправил один глаз и восстановил свежесть его тартана. Живописец приходил позже и переделывал его туалет снова и снова, создавая ему абсолютно новый костюм с прекрасным пледом.

Я не знаю, что случилось с Дональдом теперь, но надеюсь, что он в безопасности и с приличной пенсией разместился в «Уютной матросской гавани» на Стейтен-Айленде.

Причина, по которой мне предоставили столь малый шанс выучиться стоять за рулём, состояла в следующем. Я был довольно молодым и неопытным, а управление судном является большим искусством, от которого многое зависит, особенно на коротких переходах, поскольку, если рулевой будет неуклюжим, небрежным парнем или неосведомлённым о своих обязанностях, то он держит в руках судно, идущее в меланхолическом неведении относительно места назначения; так, что при путешествии в Ливерпуль какое-то время указателем может служить Гибралтар, затем Роттердам, а теперь вот Джон О’Гротс; и всё это плохо, так как время потрачено напрасно. Примите во внимание, что истинный рулевой держится за свою работу ночью и днём и пытается проложить прямую от порта до порта.

Затем при внезапном шквале, невнимании или требуемой быстроте у руля судно может «дать крен» – или «увлечь за собой». И из-за этих вещей, о которых каютные пассажиры никогда не узнали бы, они обнаруживают самих себя тонущими, идущими вниз, вниз и кричащими слова прощания с луной и звёздами.

И многие из них, прекрасных господ и леди, мало понимают, какой он важный и насколько он почтенный, этот грубый парень в тужурке, которого они видят стоящим у рулевого колеса, затем поднимающим свои глаза вверх, а потом заглядывающим в компас или наблюдающим за встречным ветром.

Да ведь этот парень держит все ваши жизни и вечности в своей руке, и одно маленькое и почти незаметное движение спицы во время бури может предоставить широкое поле деятельности поверенным и адвокатам для подтверждения последних завещаний и распоряжений.

Да, теперь вы можете к нему присмотреться. Он не очень напоминает человека, который мог бы сыграть на руку наследнику по закону, не так ли? Такой вот казус. Поэтому понаблюдайте за ним исподтишка, пригласите его как-нибудь в своё купе после бури, и вы приобретёте друга. Стакан чего-нибудь крепкого этому поспособствует. И если вам или вашим наследникам интересна компания страховщиков, то тогда также следите за ним. И если вы замечаете, что все члены команды, все матросы, что встают у руля, небрежны или неумелы, или если вы наблюдаете за капитаном, часто их ругающим и кричащим: «Наветренная сторона, мошенник, она опадает!» или «Держи его крепче, негодяй, ты упаковываешь компас!» – то быстро спуститесь в вашу каюту и если вы пока ещё не составили завещание, то достаньте вашу канцелярскую бумагу и пойдите к страховщикам и после всего запечатайте его в бутылку, как завещание Колумба, и, возможно, её прибьёт к берегу, когда вы утонете в следующую бурю.

Глава XXV

Обстановка квартердека

Хотя причины, на которые ранее делались намёки, не позволяли мне встать у руля, я удовлетворился изучением компаса, изображение которого я перенёс на чистый лист «Богатства народов» и изучал его каждое утро, как таблицу умножения. Мне понравилось заглядывать в нактоуз и наблюдать за стрелкой компаса: я задавался сухим вопросом, как получалось, что она указывала на север, а не юг или запад, ведь я не знал причину, объясняющую, почему она указывает точное направление. Можно также решить, что поскольку почти с начала миров поток эмиграции определился в западном направлении, то и игла должна была бы указывать туда же, тогда как она всегда указывает на полюс, где мало стимулов для привлечения матроса, разве что большого количества льда для джулепов5. Наш нактоуз, между прочим, был местом, на котором находись судовые компасы, и заслуживает упоминания. Это был небольшой домик, по величине с обычный птичий вольер со скользящими дверными панелями и двумя гостиными внутри, постоянно взгромождаемый на стенд прямо перед рулём. У него было два дымохода для удаления дыма от лампы, которая горела в нём ночью.

Он был зелёного цвета и с двух сторон имел жалюзи, а с одной стороны – два застеклённых пояса, отчего был похож на небольшую прохладную летнюю веранду или аккуратную деревянную беседку в конце тенистого садового переулка. Был бы я капитаном, то посадил бы виноградные лозы в ящиках и разместил бы их так, чтобы наполнить этот нактоуз, или посадил бы внутрь канареек, и получился бы птичий вольер. Удивительно, что рукой, обладающей тонким вкусом, можно передать разный характер при помощи самых посредственных вещей. Не стоит мне опускать и описание руля, который был новой конструкции и находился в особом почёте у капитана. Это была сложная система винтиков, колёс и шпинделей, целиком из полированной меди и выглядевшая временами как печатный или ткацкий станок. Матросам, однако, он очень не нравился из-за травм, которые происходили с их неблагоразумными пальцами, зажатыми между винтиков и других запутанных приспособлений. Кроме того, иногда во время штиля, когда внезапные волны поднимали судно, руль накренялся и раскручивал рулевого, вращая его, как Иксиона, и часто причиняя ему серьёзную боль, производя своего рода ломку на колесе.

Бочка с провизией, будучи своеобразным морским буфетом или, скорее, холодильником, в котором хранился недельный запас солёной свинины и говядины, также заслуживает замечаний. Она была частью постоянной мебели квартердека. Имея овальную форму, она была скреплена по кругу обручами из цельного позолоченного серебра с позолоченными полосами, снабжёнными позолоченными винтами и позолоченным замком, богато гравированным. Бочка создавала курительное место капитана, куда он взгромождался, надев китайскую кепку на свою голову и сжимая своими белыми собачьими зубами ароматную «гавану». Вы заполучили много основательного комфорта, капитан Риг!

Затем великолепный штурвал! Гордость и слава всей судовой компании, находящийся под постоянным уходом и лаской любимого повара, чьей обязанностью было сохранять его полированным как заварной чайник, и он был объектом восхищения отдалённых пассажиров третьего класса. Словно отдельный кабинет, он стоял целиком посреди квартердека, сияя медными звёздами и разнообразными ромбовидным кусочками облицовки из красного и атласного дерева. Это была гостиная капитана, и старший помощник-секретарь в барных нишах держал бумагу и карандаш для заметок.

Я мог бы продолжить, рассказав о кушетке, используемой офицерами в качестве своеобразного дивана, и дудочной рейке вокруг грот-мачты, присовокупив рассказ о маленьком ящике с зелёным холстом, где маленькая белая собачка с синей лентой вокруг шеи, принадлежавшая дочери владельца дока, привыкла совершать свои самостоятельные утренние прогулки и дышать воздухом на этом маленьком кусочке нью-йоркской лужайки для игры в мяч.

Глава XXVI

Матрос – это мастер на все руки

Поскольку я начал изучать свои матросские обязанности и показал проворство в лазании по верхам, то матросы, как я заметил, стали относиться ко мне с несколько большим уважением, впрочем, нисколько не расслабляясь в своём характере определённого профессионального превосходства. Простое знание названий снастей и самостоятельное ознакомление с их местоположением, так чтобы можно было схватить их в самую тёмную ночь, выпускание и сворачивание холста, рифление топселей и перемещение скоб, – всё это, конечно, формирует ту обязательную часть призвания моряка и дела, которым он преимущественно занят, но все эти способности, обычно вскоре приобретаемые новичком, ценятся намного ниже в сравнении со многими другими, имеющими значение для «умелого матроса».

Что я знаю, например, об ударе брам-стеньги и отправке её вниз на палубу во время бури? Могу ли я развернуться в юферсе или в одобряемом навигационном стиле задвинуть схваченную опору? Что я знаю о «процессе засаливания окорока», «взятии Бёртона», «затягивании тормоза», «очистке грязного клюза» и других неисчислимых сложностях?

Главное в настоящем матросе – ответ на особый вопрос, насколько он хорош